Советы бывалых операторов Частных Военных Компаний.
Необходимо иметь как минимум 4 пары легких ботинок, это даст вам возможность периодически их менять. Также не менее 15 пар хлопковых носков, не менее 10 хлопковых футболок и 2 пары солнцезащитных очков. Важно помнить – операторы работающие в вертолетах и бронированных машинах обязаны носить только хлопковое нательное белье – хлопок не горит а только обугливается, полиэстер, нейлон и пр. синтетика при высоких температурах плавятся, что затрудняет обработку ран.
Где бы вы не засыпали - заранее узнайте где находится бункер, очень сложно искать его спросонья в 4 утра, да еще и под обстрелом. Да, все мы бежим в бункер, даже мажоры из Дельты бегут туда и прибегают неизменно первыми, 120 мм миномет делает людей скромнее. Если вы пьете кофе - носите свой кофе с собой в фляге, тут он на вес золота.
Оружие: носите оружия так много, сколько можете унести. Содержите оружие в чистоте и исправности. Носите как можно больше боеприпасов, 4 апреля я отстрелял 14 магазинов, я никогда не думал до этого, что такое возможно. Если вы работаете оператором ЧВК в "Зеленой Зоне", вам возможно и хватит 2 магазинов, но если вы выходите в рейд - вам нужно по крайней мере 12. Купите себе короткую М4, она спасет вам жизнь.
Итак, из оборудования при вас должно быть: короткая штурмовая винтовка и минимум 12 магазинов к ней; пистолет и три магазина к нему; медицинский пакет; GPS, карта, компас; рация и запасные батареи к ней; 500 долларов США; сухой паек армейского образца, фляга с водой; ПНВ, бронежилет.
ага :))) к стилисту я сходила как вам моя новая прическа? и вообще образ? ( добавлю вам национального колорита
Добавлено (13.08.2013, 09:51) --------------------------------------------- zanzarah просто убили стеной почета :))) особенно рожица того, кто крайний слева
Военный врач. Плен Рассказывает полковник медицинской службы В.О. Сидельников:
– Тема плена для многих военных – табу. Но всё же расскажу, так как я на своей шкуре испытал весь ужас этого кошмарного состояния.
Ничего не предвещало такого жуткого финала. Была стандартная ситуация – разведывательно-поисковые действия в районе кишлака Алихейль провинции Нанганхар. Это населённый пункт в низине, недалеко от границы с Пакистаном. Утром, около семи часов, нас высадили с вертолётов. С нами были сапёры и авианаводчики. Задача, по сути, была поставлена довольно обычная: мы блокируем населённый пункт, а хадовцы (ХАД. Афганская контрразведка. – Ред.) выполняют свои задачи уже в самом кишлаке. Наши позиции – на горах, откуда мы хадовцев и прикрываем. Около двенадцати часов дня к этому месту должен был подойти батальон 66-й мотострелковой бригады из Джелалабада и уже осуществлять дальнейшие действия. То есть выполнение нашей задачи должно было занять по времени часов пять – с семи утра приблизительно до двенадцати дня.
Со мной были фельдшер-прапорщик, прекрасный парень Виктор Страмцов (он через несколько месяцев погиб), и двое санинструкторов. Никаких «масштабных боевых деяний» не предполагалось, поэтому мы взяли всё по минимуму. Из медикаментов с собой – только то, что в дэвэ (ДВ. Десантно-врачебная сумка. – Ред.).
Всё шло чин-чинарём. В двенадцать часов, как и положено, с лязгом и грохотом прибыла 66-я бригада на танках и бээмпэ. До этого времени из кишлака – ни одного выстрела. Всё спокойно, всё тихо. В кишлак ушли хадовцы и ещё какие-то народные мстители – в гражданском, но с оружием. Потом они стали возвращаться. Как позже выяснилось, возвращались хадовцы уже с «духами» – в кишлаке они снюхались и решали уже какие-то свои афганские вопросы, которые корень имели один – купи-продай. За время пребывания в Афганистане я убедился, что первое, что хадовцы искали при обысках, было не оружие. Они сначала узлы добром набивали. Бакшишники! И относился я к ним поэтому соответственно. Хотя, если быть честным, и у наших иногда эта купля-продажа тоже имела место.
Вдруг в двенадцать часов один из наших танков как саданёт по кишлаку!.. И тут началось! Никто ничего понять не может! Ведь как обычно русские воюют? Прямой связи с бронёй нет. Мы сидим на одном диапазоне, они – на другом. Кто-то вызвал вертолёты. Прилетели несколько пар двадцатьчетвёрок (МИ-24. Ударный вертолёт. – Ред.). Нанесли удар. Сначала врезали по горам, потом по окраине кишлака бабахнули. И эта катавасия продолжалась примерно до двух часов дня.
Вдруг нам поступает команда – спускаться с горы и идти вниз, к кишлаку. Но это уже вообще не свойственная нам задача! Тем более рядом стоит целый батальон пехоты, который приехал на броне. Но вроде бы кто-то из Кабула сказал, что в кишлаке будет для нас что-то интересное.
Командир принимает решение отправить вниз одну группу. Бойцы компактно, не рассредоточиваясь, идут к центру кишлака. Там находится небольшая площадь, в центре – мечеть. По связи бойцы сообщают – всё тихо, нормально, никого не наблюдаем, движения нет, народа в кишлаке нет. И им дают команду вернуться.
Но тут вдруг командир группы докладывает: «У меня нет одного солдата». И как раз в этот момент началась неплотная автоматная стрельба. Мне командир роты говорит: «Володя, сходи, посмотри. А вдруг кого-то из наших зацепило?». И бойцы опять же по рации докладывают, что они как будто кровь на земле увидели.
Вот так я в кишлак и попал. Вите Страмцову говорю: «Ты остаёшься здесь за старшего, никуда не суйся». Сумку свою медицинскую взял, взял ещё несколько перевязочных пакетов, жгуты для остановки крови. Думаю: «Если что, так мы раненого наскоро перевяжем и до своих быстро дотащим. Потом вертолёты вызовем да отправим в госпиталь».
Моя ошибка была в том, я не заметил, как те двое солдат, которые должны были меня сопровождать, ушли вперёд. И на каком-то этапе они свернули куда-то, и я остался один!
С собой у меня был апээс (АПС. Автоматический пистолет Стечкина. – Ред.) и сто патронов к нему. Был акаэмэс (АКМС. Автомат Калашникова модернизированный. – Ред.) калибра 7,62 с шестью магазинами и ещё несколько гранат. То есть вооружён я был по полной программе. Но шёл-то я не воевать, а посмотреть, что там случилось. Ещё думал автомат оставить!..
Это сейчас я понимаю, что я сам куда-то не туда свернул. Увидел перед собой глинобитный свод какой-то и дверь в виде лаза высотой метра полтора. Наклонился – и тут же получил по башке. Дальше – темнота… Оказалось, что меня сбоку по голове ударили прикладом «бура» (английская десятизарядная винтовка «Ли Энфильд» образца конца XIX века. – Ред.) с металлической накладкой.
Прихожу в сознание – сижу связанный зелёной капроновой верёвкой по рукам и ногам. Причём руки, видно, были с такой силой закручены, что стали фиолетового цвета. Чувствую – вот-вот кожа лопнет! Вокруг человек пять пожилых людей и один пацанёнок – у него борода ещё не росла. Одеты все в гражданские пиджаки, широкие штаны, рубашки длинные из-под пиджаков торчат. А поверх пиджаков – «разгрузки» китайские с магазинами автоматными и гранатами. У всех автоматы Калашникова калибра 7,62. Автомат мой забрали, а пистолет вообще ходил у них по рукам. Они из-за него чуть не подрались. Медицинскую сумку раздербанили…
Я в то время по-афгански кое-что понимал и услышал, что в разговоре меня назвали доктором, «шефокором» (согласитесь, что догадаться было несложно: глупо, не будучи доктором, носить медицинскую сумку!). Они о чём-то меня спрашивали, а я делал вид, что не понимаю. А сам в это время лихорадочно соображал: как мне быть дальше? В это время как раз налетели вертолёты и начали обрабатывать горы. И… потом наступила тишина! У меня возникло ощущение, что больше меня уже не ищут…
На самом деле искали, и ещё как! Как только поняли, что я не вернулся обратно, сразу доложили на цэбэу (ЦБУ. Центр боевого управления. – Ред.), что доктор пропал. Всех пехотинцев с брони сняли, они окружили кишлак и пошли концентрическими кругами к центру. Лужу крови, которая натекла у меня с головы, наши обнаружили, кепку мою нашли. А меня самого – нет. Когда часам к шести-семи вечера наступила тьма египетская (это же горы!), поиски прекратили.
А утром я понял, что наступил для меня конец. Я испытал какой-то дикий, кошмарный, липкий ужас от того, что меня больше никто не ищет и никому я не нужен! Это самое страшное чувство, какое только может быть в такой ситуации – ты совершенно один! Почему-то с самого детства я боялся, что меня запишут в предатели. Этот страх у нас на каком-то генетическом уровне в подсознании сидит со времён Лаврентия Павловича. А вторая мысль – будут искать, напорются на «духов», наверняка будет бой. Будут раненые и убитые с нашей стороны. Думаю: «Из-за меня, дуролома, кто-нибудь жизнь потеряет или здоровье». Это вторая волна переживаний. Затем третья, потом всё вместе… Потом думаю: как же жить дальше? В Академию хотел поступить, теперь хрен получится!
Но духи меня быстро из этого состояния вывели, когда потащили с собой. Ага, думаю, если они меня тащат, значит, убивать не будут. Хотя я допускал такую мысль, что если сейчас наши «духов» заметят и кого-нибудь завалят, то меня сразу грохнут. Чтобы уходить было удобней. Так что, точно, быть мне так и так убитым – застреленным или с перерезанным горлом. Вот примерно сумятица тех чувств, что мной овладели.
Во время привала ко мне пришёл «дух», который разговаривал по-русски. Он начал задавать вопросы – кто я? Говорил на очень плохом русском, но понять его было можно. Воевали мы без знаков различия, «песочка» (полевая форма песочного цвета. – Ред.) у всех одинаковая. Он спрашивает: «Командор?» – «Командор». – «Сколько, куда, где, Джелалабод?». – «Джалалобод». Вот на таком уровне я с ним и разговаривал. Другой «дух» говорит: «Пичкари нист». Это означает – резать не будем. Я отвечаю: «Хуб». Это значит: ну хорошо. Мой ответ их очень развеселил, они засмеялись.
Но когда вертолёты прилетели во второй раз и саданули по ним, я понял, что шутки кончились. Меня хорошо пнули пару раз по рёбрам и двинули автоматом в спину!.. Именно в этот момент все мои радужные надежды на всё хорошее в плену испарились без следа. И тут же перед глазами снова возникла страшная картина: вот сейчас меня убьют, завалят камнями – и всё!.. И не будет больше меня вместе с моим богатым внутренним миром. Я в душе к смерти уже приготовился. То, что я перечувствовал тогда, – ужасно…
Потом они меня куда-то снова повели. Как мне показалось, шли долго. К утру я услышал, как играет музыка, женщины разговаривают, пахнет дымом и гавкают собаки. Это верный признак, что рядом населённый кишлак. «Духи» сели у костра, кто-то с кем-то ссорился. Потом была какая-то разборка: они друг на друга накидывались и орали страшно. И тут меня потащили по земле к дому около кладбища. У афганцев могилы – это небольшие холмики с парой камней в голове и в ногах покойного. Ни надписи, ничего больше. Когда они меня ещё только поволокли в сторону кладбища, я снова подумал: «Ну вот, сейчас они меня в башку стрельнут, в «земотдел» спустят, и всё». Обнадёживало то, что мне оставили ботинки, никто их с меня не снимал. На мне остался, как это ни странно, разгрузочный «лифчик», только они из него всё вытащили. Оставили мне офицерский ремень, «песочку». А кепку я потерял, когда по башке прикладом получил…
В доме в земляном полу была круглая дыра метра полтора в диаметре. Из неё несло жутким трупным запахом. Меня в эту дыру и бросили. Причём летел я с ощущением, что меня убивают: ведь кидали-то они меня вниз головой! Как я не разбился насмерть, до сих пор понять не могу. Ведь яма была глубиной метра три.
Приземлился я больно. Но не на голову, перекатился как-то. На дне ямы было какое-то невыносимо зловонное месиво, а в углу сидел труп… В темноте я на него натолкнулся, а потом уже разглядел, что он старый, находится здесь не меньше полугода. И ещё вокруг стоял такой звон! Я даже не сразу понял – отчего! Оказалось, что я разбудил мух, когда бухнулся в то, что было на дне ямы. И ещё полчаса стояло такое гудение! Потом они затихли, но стало ещё хуже – мухи всего меня облепили. Я попытался лицо закрыть руками, но помогало это мало. Вот в этот момент я подумал, что, наверное, так выглядит ад. Вот в этой жуткой яме я в Господа Бога и уверовал.
То, что поместили меня в эту яму с какой-то целью, я понял сразу. Это, скорее всего, был способ психологически сломить человека. Внутренне я одурел от всего этого так, что ай да ну! Думал и о том, что даже если останусь жив, как же сложится моя дальнейшая судьба, как это на мне отразится. С другой стороны, меня терзал вопрос: как я в такой ситуации вообще могу остаться живым.
Уверенность, что меня ищут, не покидала меня всё это время. А вот надежды на спасение у меня никакой не было. Тем более рядом со мной находился мой молчаливый визави, который всем своим видом свидетельствовал о бренности всего сущего.
И все эти мысли в уме крутились беспрерывно. А что если они меня будут допрашивать с пристрастием – пытать, проще говоря? То, что от боли, от страха я буду им врать, а не правду говорить, это однозначно. Ведь проверить меня они не могут, как не смогут сразу и отличить правду от лжи. Но то, что они, помучив, меня убьют, сомнений нет. Самостоятельно после такого допроса я уже передвигаться бы не смог. А на руках меня тащить – какой им смысл?
А на следующий день утром началась страшная война! Когда пошла стрельба и загудели вертолёты, я понял, что это по мою душу! Какое-то время сидел и думал: когда же кто-нибудь из «духов» мне гранату сюда кинет? Но, на моё счастье, «духам» было просто не до меня. Как потом выяснилось, они вышли в свой базовый район, который находился очень недалеко от кишлака, и по радиостанции, идиоты, доложили, что у них пленный офицер. Наша служба радиоперехвата эти переговоры засекла и мгновенно их вычислила!
Помню – крутятся вертушки, вертушки, вертушки!.. А недалеко от ямы стояла зенитная пулемётная установка «духовская», СГУ калибра 14,5 мм. Она по вертолётам палила, палила, но в конце концов её всё-таки накрыли. Потом раздался какой-то крик, короткие очереди!.. И сверху от края ямы на меня глянуло родное славянское лицо!!!
В кишлаке нашли меня очень просто: пленных «духов» взяли в оборот так, что они сразу показали, где я сижу.
К этому времени я находился в Афганистане два года и был уже воробей стреляный. У меня уже был орден Красной Звезды. Но думаю, что если бы меня взяли в плен в начале войны, то я бы испугался меньше. Просто за эти два года я насмотрелся, что творили «духи» с нашими пленными. Я уже чётко знал, что война в Афганистане – это не шуточки.
Психологических последствий плена, как это ни странно, у меня не было. Иногда мне мои коллеги говорят про какие-то боевые стрессы. А я им всегда отвечаю: «При правильном профессиональном отборе никаких боевых стрессов быть не может. Просто не надо брать в армию хлюпиков». Я не утверждаю, что я тогда был весь из кремня и стали. Конечно, умирать мне очень не хотелось. Но внутренне к этому я был готов. Во-первых, я уже видел, как люди погибают. А во-вторых, если я иду на боевой выход, то это не пионерский поход за тюльпанами. Мы идём воевать. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
В комментариях: "Сколько читал мемуары афганцев, совершенно другое поколение, та даже срочники в свои 18-20 взрослые морально, и крепче физический и духом современной молодежи."
после рассказа военного врача хочется просто помолчать..
тогда разрядить обстановку...))))
ПАТРОН.
Опять слетел новенький трехмостовый Камаз, уже второй за месяц. Он не доехал до нашей точки совсем чуть-чуть, каких-нибудь три километра. Сорвался, обкувыркался весь и лежал теперь вверх колесами на деревьях. Прапорщик – старший машины, всего лишь сломал свой длинный грузинский нос, а водитель, так и вовсе отделался легким пинком от прапорщика. Камаз укатился неглубоко, всего-то метров двадцать вниз и с дороги отлично просматривался.
Командир роты вызвал нас с Костылевым и вкратце обрисовал задачу: - Бойцы, берете бушлаты, идете к упавшему Камазу, садитесь на дорогу и караулите там до утра. Утром из бригады поднимется кран с тягачом, и вы свободны. Ночью не спать. И если хоть один волос упадет с этого Камаза… Вопросы? - Товарищ старший лейтенант, раз мы все равно спать не будем, может нам заодно его вытащить и отремонтировать? - Ты мне еще пошути! Кру… - Товарищ старлнант, а сухпай? - Слазите за тушенкой в машину, там ее пять тонн. - А если не сможем достать? - Тогда разрешаю сожрать друг друга. Еще вопросы? - А оружие? Местные биджо наверняка уже знают про наш Камаз и ночью могут прийти. - Если придут, поздороваетесь и скажете, чтобы уходили. Оружия не дам. - Ну, хоть штык-нож, в лесу шакалы, да и тушенку открыть. - От шакалов разведете костер, а для тушенки возьмете в столовой открывашку. Разрешаю даже две. - Но… - Кру-гом! На пост, шагом…! - Но товарищ старлнант, без оружия мы не часовые, а какие-то бичи.
Ротный почесал под козырьком и принял соломоново решение: - Ладно, бичи, возьмете один автомат, но патронов не дам.
Спорить было бесполезно, мы навьючились флягами с водой, бушлатами, Костыль в оружейке получил автомат и мы отправились на пост. Не успели выйти за ворота, как я вдруг вспомнил, что у кого-то недавно видел автоматный патрон. Вернулись в казарму, поспрашивали, нашли и под страшные клятвы, одолжили патрон до завтрашнего утра. Несчастный, отполированный до блеска патрончик, уже почти смирился со своей незавидной участью - стать бессмысленной висюлькой на плюшевом дембельском альбоме, но ему несказанно повезло связаться со мной и Костылем…
Всю ночь мы кружились вокруг костра, как планеты вокруг солнца. Лоб перегревался, а затылок мерз, приходилось все время вращаться. Единственным интеллектуальным развлечением была тушенка, и ее у нас было много - целых пять тонн, до утра должно было хватить… Забрезжил рассвет и намекнул на далекое Черное море у горизонта и на веселенький цвет нашего сладко спящего на спинке Камаза.
Вдруг послышался звук мотора, не суливший ничего хорошего. Чтобы нас не застигли врасплох, Костыль схватил автомат и отбежал с дороги в лес. Подъехал ржавый грузовик и вывалил к костру пять местных мужиков. Они нависли надомной, полюбовались Камазом, поспорили между собой и наконец перешли на русский: - Охраняешь? Ай, молодец. Курить будешь? Не бойся, мы только возьмем аккумулятор-макамулятор, колеса-малеса и поедем себе. А ты когда-нибудь тоже к нам придешь и тоже что-нибудь возьмешь. Да? Командиру скажешь: - «Спал, не видел»
Я сидел у костра и чувствовал спиной, что Костыль сейчас там, в лесу, смотрит на нас сквозь автоматный прицел и чуть что прикроет. Один патрон – тоже сила.
Решил - не хамить, но спокойно и уверенно поставить мародеров на место: - Мужики, пошутили и хватит. Я часовой, а там, внизу - охраняемый объект, так что садитесь в машину и ищите себе другой Камаз, который охраняю не я… - Э, биджо, ты как со старшими разговариваешь? Хочешь мы тебя сейчас вниз выбросим и никогда тебя не найдут? - Что!? Вы мне угрожаете? Еще хоть слово и это будет нападение на часово...
Тут я полез за сигаретами и в это мгновение мой праведный гнев моментально превратился в мокрую спину. В кармане я нащупал… наш патрон…
Нужно было срочно выкручиваться и тянуть время, ведь Костыль в лесу без патрона, не боец, а просто леший с автоматом…
- Стоп, мужики, я только сейчас понял, так - это наш командир вам разрешил разобрать Камаз? - Ну да! Наконец-то до тебя дошло, какой ты тупой…
Грузины развеселились и надолго покинули русский язык. Они деловито выгрузили: лебедку, моток веревки, инструменты и приготовились к спуску. Один из них подсел рядом со мной, на всякий случай, чтобы я ничего не учудил. А я не долго думая, схватил недоеденную тушенку и принялся ее ложкой выскабливать, а улучив момент, вложил в банку патрон, прижал его крышкой и что есть силы бросил в сторону леса, где по моим подсчетам прятался Костыль. Веселые мародеры, тем временем, уже привязали к толстому дереву лебедку и вовсю разматывали трос. Наконец я услышал то, что так жаждал услышать – приглушенный лязг автоматного затвора. И не дожидаясь феерического появления Костыля, неожиданно грозно заговорил: - А куда это вы так разогнались? Вы сначала покажите письменное разрешение от нашего командира, а уж потом к машине спускайтесь. - Ты что, солдатик? Тебя сильно по голове ударили? Так мы можем добавить. - Ну, раз вы так, то пеняйте на себя…
На этих моих словах, из леса вышел грустный Костыль… без автомата…
И я был вынужден сдуться и продолжать свою речь всухомятку: - Но если дело срочное, то конечно, можно и без письменного разрешения, у вас, наверное, с нашим командиром свои дела, вам виднее. Грузины опять развеселились и спросили: - Это все ваши часовые, или там в лесу еще кто-то от нас прячется?
Мы с Костылем улучили момент и оба синхронно зашипели друг на друга: - Где патрон? - Где автомат?
В следующие пять минут, Костыль под веселый смех мародеров, выискивал по кустам и подбирал банки из-под тушенки, как будто искал в них остатки мяса.
Наконец грузины плюнули на нас и принялись за дело. Один уже спустился к Камазу, второй бросал ему крюк от лебедки, а остальные поудобней подгоняли свой грузовик и открывали борта для погрузки.
И вот, в самый неожиданный момент, на пригорке, в лучах восходящего солнца, показалась наконец фигура могучего воина Костыля с одноразовым автоматом в руках. Воин, прицелился вниз и заорал дурным голосом: - Эй, биджо, отойди от нашей машины, а то пристрелю!
Грузины немного остолбенели и тот, что был у Камаза, ответил: - Э, ты откуда такой!? Я, все так же сидя у костра, сказал: - Костыль, раз он тебя услышал и не отходит, то это нападение на пост, а раз так, то можешь смело открывать огонь на поражение.
Даже я подпрыгнул от грохота выстрела взорвавшего тишину утренних гор. Мародеры засуетились и начали кричать: - Шени дэда моутхан. Не стреляй, солдат! Моди, моди! Чкара, чкара!
А я под шумок орал: - Костыль, ты промазал, давай стреляй еще!
Не прошло и минуты, как мы снова были одни и только привязанная к дереву лебедка, напоминала о дерзком нападении местных мародеров…
P.S.
Плюшевый дембельский альбом, так и остался без автоматного патрона, но зато у его хозяина появились две банки отличной тушенки. Украсили ли они они собой альбом или были сожраны - история умалчивает...
Так что осталась без сбыты мечт...... 
