"Здравствуйте, дорогая мама и сестренка Зина! Служба моя очень трудная, я почти ежедневно рискую своей жизнью. Враги не дают нам покоя, воюем с ними почти каждый день, я уже потерял многих боевых друзей. Даже спать ночью приходится в обнимку с автоматом, не расстаемся с оружием весь день. Командиры меня уважают, самый главный командир благодарил меня, когда я спас ему жизнь. А сейчас прямо идет бой, я пользуюсь затишьем, пишу это письмо. Пишу прямо на сапоге убитого моего друга, он лежит с прострелянной головой, я не знаю, выживу ли в этом бою. Но если Вы, мама, получите это письмо, значит, я уцелел. Пока прервусь, душманы снова пошли в атаку, позже допишу..."
- Нет, я больше не могу читать этот бред! Ведь этот сукин сын пишет письмо матери своей, которая и так за него волнуется. Нет, чтобы успокоить... Это письмо мне передали утром прямо из военной цензуры, хорошо, что удалось "прервать его полет" на родину. Я решил прямо на утреннем построении всей нашей Кандагарской бригады зачитать этот "шедевр". Я уже навел справки об этом "герое", которого, мол, я сам благодарил за храбрость. Сейчас вы все его увидите, оцените этого "красавчика". - Подполковник, невысокий крепыш с загоревшим дочерна лицом, прославленный командир 70 ОМСБ, оторвался от чтения письма, прошелся по невысокой трибуне, сплюнул в сердцах, вновь подошел к микрофону.
Весь личный состав бригады выстроился на плацу, ловили каждое слово своего командира. Было от чего прийти в изумление. Никто, наверное, не писал домой такие письма, старались успокоить родных, приукрасить свою жизнь, а здесь все наоборот. Ждали, когда выйдет этот "писака". Весь состав офицеров и солдат Отдельной Медицинской роты стоял прямо напротив трибуны, было видно рассерженное лицо подполковника. Он, наконец, произнес в микрофон:
-Рядовой Пописев Борис, хозяйственный взвод, выйти из строя!
Из второго ряда названного подразделения неловко выдвинулся, косолапо шагая, невысокий солдатик, встал перед своим строем.
-Сюда-сюда иди, пусть все тебя рассмотрят!
Рядовой, нелепо размахивая руками, промаршировал к трибуне. По рядам выстроившейся бригады пробежал вздох удивления. Вид "героя" поражал: грязная, вся в темных пятнах полевая форма, панама с обтрепавшимися полями, ботинки, которых не касалась обувная щетка уже не один месяц. Не пропорционально маленькая голова с узким личиком, на котором застыло выражение ужаса - довершала картину. Он поднялся на трибуну, как того потребовал командир, встал рядом. Откровенный хохот раздался среди "кандагарцев". Разительный контраст между подполковником и рядовым бросался в глаза.
Командир взмахом руки оборвал смех, что-то негромко сказал Пописеву, наклонившись к самому уху. Солдатик кивнул головой и заговорил:
- Я, это, самое, испугался выходить в свой первый рейд, был в 1-ом батальоне, попросился в хозяйственный взвод, очень хотел выжить. Уже полгода там служу, никогда не участвовал в бою, шибко боюсь крови.- Он опустил голову, плечи затряслись.
- Ты скажи-ка нам, кем работаешь?- командир обвел взглядом строй на плацу.
- Шофером я, это самое, работаю. Ассенизатором, вывожу из туалетов, это самое,- он размазал по грязному лицу слезы, отчего появились светлые потеки, окончательно смешался и заревел в голос.
Командир брезгливо отодвинулся от него:
- Вот вам такой Аника-воин! Прошу любить и жаловать! Поди, уже не первое такое письмо написал?
Тот, продолжая реветь, кивнул головой.
- Все ясно! Нечего на него больше любоваться! Командир взвода!- обратился подполковник к прапорщику, который вытянулся у своего подразделения.- Оформите рядового Пописева на гауптвахту на всю "катушку", я его "награждаю". Увести!
Двое плечистых солдат с автоматами из комендантского взвода выросли, как из-под земли. Арестованного увели.
Командир вновь прошелся по трибуне, собираясь с мыслями. Он коротко обрисовал сложившуюся обстановку, напомнил о высокой миссии интернационалистов, возложенной на всех солдат и офицеров в Афганистане, призвал сохранять достоинство советских людей, беречь нервы своих родных и близких, не писать таких "дурацких" писем. На этом общее построение закончилось, всем командирам подполковник приказал прибыть к нему в кабинет на совещание.
Подразделения стали расходиться по своим рабочим местам. Офицеры-медики шли плотной группой. Все обсуждали этот инцидент с письмом.